Статья Трепет как антропологический феномен

+7 (905) 540-06-57

Метро ул. 1905 года

Статья

Трепет как антропологический феномен

Бойко Дмитрий Вячеславович
Москва, 2018 г.

“Трепет есть лучшая часть человека; как ни дорого заставляет его свет платить за проявление чувства, но только испытывая волнение, он глубоко чувствует беспредельное."

Фауст. И. Гёте.

Введение

Любая эмоция, которую испытывает человек, может быть как простой и житейски понятной, так и предельно насыщенной и глубокой, иметь такую силу, которая приводит к преображению внутреннего мира человека. За обозначением такого чувства как страх таится неисчерпаемая полнота различных состояний и оттенков психического и эмоционального мира человека. Внутри на первый взгляд знакомого и понятного состояния кроется богатая палитра различных чувств: боязнь, испуг, тревога, ужас, жуть, трепет и даже предельная скука. Каждое из этих состояний само по себе является значительным и отличается от страха особым оттенком. В статье мы попытаемся определить, в чём заключается сущностное отличие чувства трепета от других, сходных состояний.

Актуальность исследования обусловлена тем, что несмотря на повсеместную секуляризацию и разволшебствование мира, чувство трансцендентного невозможно отнять у человека, оно является одной из базовых потребностей. Строгая научная рациональность европейской цивилизации безусловно дала человечеству множество благ, однако наряду с этим мы видим, что исключительно рациональный путь развития ведёт в тупик. В этой связи изучение человека в его наиболее ярких эмоциональных проявлениях создаёт возможность взглянуть на человека и развитие цивилизации под новым углом. В состоянии священного трепета, в глубокой молитве или медитации, человек предстаёт перед нами как существо духовное, а не просто биологическое.

Священный трепет

Чувство священного трепета возникает в сфере религиозного и мистического опыта. Существует несколько подходов к проблеме происхождения религии и всевозможных верований, но важно отметить, что представление о возникновении религии из страха не состоятельно. Такое объяснение является слишком простым и поверхностным. Простое чувство страха не могло привести к тому, что человек стал искателем смысла и создателем культуры. По мысли Т. Роззака, древний человек начал с удивления и заворожённого наблюдения за окружающим миром, ещё до создания первых орудий. Магия возникла в самые древние времена; культовые обряды, мистерии, песнопения и танец — всё это является на наш взгляд не менее важным с точки зрения определения сущности человеческой природы, чем создание орудия и труд. А вместе с тем, всё это является частью того, что можно назвать религиозным мировоззрением. По-видимому, человек начал своё рождение с мистических видений и озарений, а уже после были созданы первые орудия и человек овладел огнём. Скорее сначала человек восторженно и молитвенно воспринимал окружающий мир, а уже после этого начал осваивать его с практических позиций [5]. Создатель первобытной культуры скорее был зачарован мерцанием огня или проблеском молнии. Мы не можем назвать это страхом, это уже трепетное отношение к природе и окружающему миру. Зачатки религии и культуры нужно искать не в страхе перед природными явлениями, а в чувстве глубинного, священного трепета перед природой и мирозданием.

Столкнувшись с тем, что помимо конкретно религиозного состояния человек способен испытать на себе особое чувство, которое напоминает чувство священного, но относится не только к сфере религии, Рудольф Отто ввёл понятие нуминозного. Нуминозное чувство шире, чем священное, оно содержит в себе нечто невыразимое, относящееся к вершинным состояниям духа, оно содержит в себе различные модальности. В первую очередь, мы можем говорить об ощущении «совершенного превосходства (и неприступности)» [6, c.20], которое рассматривается в качестве предпосылки чувству «совершенной зависимости». То, что мы не в силах выразить с точки зрения величины и масштаба, вызывает в нас особое, ни с чем не сравнимое нуминозное чувство. Именно невозможность постичь или осознать величину, т.к. даже сравнить возникший объект не с чем, рождает в человеке особого рода чувство и состояние. При этом важно отличать чувство нуминозного от чувства возвышенного, описанное ещё И. Кантом.

И. Кант говорит об абсолютной величине природного явления, полностью очищая это чувство от любых религиозных мотивов. Чувство возвышенного содержит в себе двойственность: человек испытывает беспомощность перед лицом стихии, при этом возникает желание преодолеть это природное явление, противостоять возникшей угрозе, укротить природу. В такие моменты человек возвышается над собой, и здесь природные объекты и явления рождают чувство возвышенного не из-за страха, а в силу того, что они пробуждают в человеке высшую силу. Трепет возвышенного — это преодоление страха перед миром природы и душевный подъём, призыв к действию, преодолению и свершению. В то время как чувство нуминозного может возникнуть перед ощущением чего-то, что невозможно даже помыслить в полной мере.

Нуминозное чувство нельзя назвать возвышенным, скорее наоборот. Оно содержит в себе различные оттенки и модальности. Чувство нуминозного — это состояние глубинной медитации или полной расслабленности сознания, состояние покоя и погружённости в молитву. Это чувство может внезапно всколыхнуть человека, пробудив в нём жизненную силу и энергию, превознеся его до небывалых духовных высот, с тем чтобы так же неожиданно отступить и вернуть человека в состояние обычного земного существования. В такие моменты человек может находиться в странном волнении, восторге или даже экстазе, равно как в состоянии ужаса и потусторонней дрожи. Все эти состояния обязательно возникают перед чем-то, что таинственно возвышается над человеческим творением.

Так, состояние, обозначаемое как tremendum, возникает только при встрече с чем-то невообразимо могущественным, опасным и испепеляющим. Человек в обычной жизни не может себе даже помыслить это. Такое глубинное чувство ужаса описал в своих работах М. Хайдеггер, для которого экзистенциальный ужас является необходимым условием прикосновения к Ничто [9]. Ужас всегда возникает в области, которая находится вне человеческого бытия. Это же чувство способно пробудить человека, вырвать его из обычной рутинной жизни. Может быть, именно такой глубинный ужасающий трепет когда-то пробудил сознание древнего человека. Данная модальность нуминозного чувства является наиболее архаичной. Наряду с этим, подобный религиозный трепет содержит в себе элемент праведного гнева. Всемогущий Господь всегда в праве обрушить всю свою мощь на человека, разгневаться или разъяриться. Мы также можем отметить в чувстве трепета элемент ощущения абсолютного всемогущества — majestas. В предельном выражении такое чувство приводит к тому, что субъект растворяется в объекте, который одновременно выступает причиной всего сущего, и заставляет человека почувствовать собственную «тварность». Однако при этом священный трепет — это также очарование и завороженность, желание прикоснуться и быть причастным божественному, чувство, обозначаемое как fascinans.

Т.к. священный трепет или чувство сакрального содержит в себе два полярных состояния, которые парадоксально замешаны в одно глубинное чувство, мы можем говорить об амбивалентности чувства трепета. Эту двойственность можно объяснить по-разному. Сакральное само по себе не однородно, такова его природа: оно содержит в себе как ужасающее, нечистое, отталкивающее так и восхитительное, чистое, манящее.

Так Ж. Батай говорит [1, c. 60−67] о всепроникающей и поглощающей мир ярости, определённом модусе священного начала мира. Человек относится к миру изначально двойственно: он испытывает ужас (т.к. высшей точкой ярости является смерть), но вместе с тем эта поглощающая сила завораживает и манит его. В свою очередь яростное насилие, которое содержится в каждом человеке, порождает запрет, как средство усмирения этой буйной стихии внутри самого человека. Однако любой запрет содержит в себе нарушение этого запрета — трансгрессию. Эти два элемента — запрет и трансгрессия — немыслимы друг без друга. Запрет рождает страх, но одновременно с этим возникает желание нарушить этот запрет. Противоречивая природа человека рождает амбивалентность чувств. С одной стороны находится природный яростный разгул желания, с другой стороны — сознательный запрет. Автор говорит о том, что запрет явился причиной возникновения сознания у человека, именно запрет дал возможность осознать себя и свои действия. Но каким образом возник самый первый запрет? По Фрейду древние люди совершили отцеубийство и усовестились. Но это также не объясняет, почему у древнего человека появилась совесть.

С другой стороны, исследуя данную проблематику, Р. Жирар вводит понятие учредительного насилия. Как объяснить жертвоприношение и сакральное отношение к жертве? В древних обществах насильственная смерть, причинённая соплеменнику кем-то из другого племени, должна была быть компенсирована смертью другого человека. Однако такая кровная месть приводила к разгулу насилия, т.к. одно убийство тянуло за собой череду убийств, из-за неравноценности людей. И тогда появилась заместительная жертва: соплеменники убийцы сами выбирали внутри своего племени человека, которого они принесут в жертву, чтобы компенсировать убийство. Обязательным ритуалом было перенесение «скверны» с настоящего убийцы на его заместителя, двойника.

В последствии человеческая жертва заменилась жертвой животного. Но ритуал остался прежним: все грехи людей переносились на объект, например, козла отпущения, которого убивали согласно ритуалам, уничтожая накопившиеся в обществе грехи. Отношение же к таким жертвам двойственно. С одной стороны, жертва перенимала на себя всё нечистое и греховное, к ней нельзя было прикасаться, иногда даже смотреть (это мог делать только обученный жрец, который осуществлял все действия так, чтобы самому не заразиться скверной). С другой стороны, жертва становилась священной, т.к. она устраняла скверну своей смертью. Р. Жирар видит в основе чувства священного именно эти ритуалы по устранению насилия, которое накапливается в обществе людей как бы само по себе, с течением времени.

Однако у Ж. Батая можно обнаружить иной подход к вопросу жертвоприношения, который нам более близок. В человеке есть внутреннее бессознательное желание вернуться в мир непрерывности, в мир сакрального. Человек не может обратиться к этому миру напрямую, ему требуется осуществление определённого ритуала, в ходе которого жертвуется что-то абсолютно ценное для него, жертва возвращается в сакральный мир, а жертвователь в процессе обряда на короткий момент времени прикасается к этому миру. Жертвоприношение — это своеобразный способ, техника обращения к трансцендентному началу мира через развеществление жертвы, через сознательное, ритуальное действие, вследствие которого дискретная единица профанного мира возвращается в мир непрерывности. Принося жертву, человек совершает определённый ритуал, который даёт ему возможность опосредованно вернуться, проникнуть в мир сакрального, который является столь желанным и притягательным для человека. Жертвоприношение в таком случае оказывается трансгрессией, переходом из мира профанного в мир сакральный.

Бездна души и бездна мира

Однако ярость и насилие — это деструктивные элементы, хоть мы и не можем отказать им в силе и могуществе, которые они в себе содержат. В поисках источника возникновения чувства священного трепета мы можем обратиться к образу бездны, который возник в мистической философии Я. Бёме. Ungrund — это бездна, которая бушевала (или покоилась) в тот момент, когда мир ещё не был сотворён. Что можно сказать об этом состоянии? В сущности, ничего: нет мира, нет человека, нет времени и пространства. Данный образ используется в философии Н. Бердяева и неразрывно связан с понятием и возникновением человеческой свободы. «Свобода Ungrund-a не есть ни свет, ни тьма, ни добро, ни зло. Свобода лежит в тьме и жаждет света. И свобода есть причина света» [2, c. 61−62]. Изначальное небытие, бездна пустоты есть причина свободной воли мироздания и человека вообще, образ бездны предстаёт как образ безусловной и безосновной свободы. Н. Бердяев использует это понятие для обоснования свободы, как главной проблемы человека. Т. е. онтологическая суть свободы состоит в том, что в тот момент, когда ещё ничего не было, была безусловная, полная свобода, и можно было сотворить всё, что угодно. Это состояние Ничто, которое было до возникновения мира, это состояние Бездны, когда ещё нет ничего сотворённого.

Противоположна мысль Жан-Поля Сартра, который даёт описание диалектической концепции ничто, исходя из который в основе мира лежит бытие, а ничто является логическим следствием бытия, поскольку оно предполагает бытие, чтобы его отрицать. К массе бытия как бы добавляется, приставляется ничто, чтобы это самое бытие выявить. По мысли философа, состояние до начала мира не могло быть ничем, вернее если мы говорим, что ничего не было, то мы как раз называем совокупность чего-то, но обозначаем это как ничего. Мы заходим в комнату, где находится ценная коллекция и нам говорят: не трогайте ничего. Именно этим ничего и обозначается вся совокупность того, что нельзя трогать. Вплоть до того, что сам Сократ своей знаменитой фразой «Я знаю, что ничего не знаю» обозначает этим ничего как раз целостность рассматриваемого бытия как Истину [8, c. 78].

Однако с нашей точки зрения символ бездны — это ничто, которое существует как условие возможности существования жизни и бытия в целом. Бездна — это условие возможности наполненности бытия, это стремительная и невероятная погружённость в происходящее. Бездна существовала до возникновения мира, но она и продолжает существовать как условие возникновения всего нового и первозданного. Без бездны невозможно и существование чего бы то ни было.

С метафорическим образом бездны неразрывно связаны свобода и трепет. Бездна свободы бесконечно страшит человека, потому что жизнь человека конечна, протекает мимолётно в масштабах вселенной и вечности. «Кто вдумается в это, тот содрогнется и, представив себе, что материальная оболочка, в которую его заключила природа, удерживается на грани двух бездн — бездны бесконечности и бездны небытия, — исполнится трепета перед подобным чудом…» [7]. Ощущение бесконечности мира и невыразимость того, что можно назвать бездной, создаёт переживание трепета перед бесконечностью мироздания. Именно это состояние глубокого потрясения создаёт в человеке его человеческое. Животное не соотносит себя с Космосом, не пытается его изучить или как-то освоить. Человек же наделён разумом и даром искания, но это всё приводит к тому, что мы можем только констатировать тот факт, что человечество живёт на пылинке мироздания, что до нас никому нет дела и в этой ситуации единственный наш удел — трепетно наполнять жизнь смыслом.

Но бездна — это ещё и глубина. В таком ключе образ бездны возникает в творчестве Г. С. Померанца. Это одновременно и внутренняя глубина, и космическая бездна, и мир возвышающий. Здесь также два мира: внутренний и внешний. Бездна — это необычайная глубина человеческой психики, со всеми её извивами, оттенками, парадоксами и тёмными пятнами. Тот, кто хоть раз пытался разобраться в хитросплетениях человеческой психики может с уверенностью сказать, что там кроется бесчисленное множество всевозможных перверсий, отклонений и просто необъяснимых процессов. Это также и бесстрастие духа — бездна рассматривается в плане космическом, т. е. той идеальности, той духовности, к которой человек стремится. Она тоже не имеет пределов и границ, она как бездна, разверзается бесконечно. Но это же и ощущение земного страха, той бездны страха, которую переживает человек в травме рождения, в невротическом состоянии и тех состояний, которые вслед за Кьеркегором мы называем трепетом.

Трактовка бездны как Ungrund, как бездны космической и как бездны внутреннего бесконечного психического мира человека неотделимы друг от друга, они взаимосвязаны. Внутренняя бездна человека и есть причина его свободы. Это и есть главная проблема: у каждого есть своя собственная, личная бездна, пустота, которая с одной стороны, требует наполнения, а с другой стороны, способна сама заполнить всё вокруг. Моя собственная неисчерпаемость, как человека, у которого есть не только душа, но и дух, также является пустотой. Бездна — это одновременно и всезаполняемость и абсолютная пустота.

Бездна порождает трепетный страх, который сопровождает человека в его вынужденных действиях в безграничной пустоте. Но человек обязан и должен придать этой пустоте смысл лично сам. Он должен наполнить существующее вокруг бытие своим личным и подлинным смыслом. И тогда космическая бесконечность Б. Паскаля, космическая бездна — это то, что необходимо освоить, наполнить своей внутренней глубиной, точно такой же бездной. Только бесконечностью внутреннего психического мира можно заполнить бесконечность мира внешнего. Но внешняя пространственная бесконечность меркнет рядом с внутренней, духовной бесконечностью, потому что бесконечность космоса я могу себе лишь представить умозрительно, а собственную внутреннюю глубину я могу ощутить сам, удостовериться в ней на собственном опыте.

Зачем это нужно? По мысли Г. Померанца выход к свету возможен только через тьму. Человек может ощутить океан света, внутри этой бездны, в которую мы впадаем. Человек способен чувствовать полноту жизни постоянно. Бесконечность — это наша реальность, наша возможность. Для полноценной жизни человека требуется работа с бесконечностью. Она нужна, чтобы преодолевать те страшные и отвратительные вещи, с которыми мы сталкиваемся на каждом шагу. Работа с собой, с тёмной стороной собственной души необходима человеку. Древний завет «познай себя» — это наставление познать свою собственную бездну, погрузиться в неё, прожить сполна, ощутить глубину и темноту собственной психики, и только после этого ощутить яркий внутренний свет. Человек создан для того, чтобы подняться над плоскостью тварного мира. Внутренний свет торжествует над банальностью века. Когда это бездна внешняя и ты её пугаешься, то это Ужас. Но если ты её вместил — то это ликование и подъём духа.

Трепетная истина

Проблема познания мира также сопряжена с субъективным чувством трепета. Сегодня в мире главенствует рациональное познание окружающего мира, однако Н. Бердяев продолжает древнюю гностическую традицию: «Учение об Ungrund᾽е и свободе и есть дерзновенная попытка понять миpoтвopeниe из внутренней жизни Божества» [2, c.60]. Описать загадочный и недостижимый процесс создания мира можно только из самой сути того, кто создал наш мир. Все попытки рациональных подходов сводятся только к гипотезам, которые постоянно меняются. Неизвестно, какие ещё открытия ждут нас, может оказаться так, что древний гнозис был и остаётся ближе всего к истине.

Интеллектом невозможно познать бытие. Конечно, истина бывает общезначимой, но она также бывает субъективной, индивидуальной. «Вся новейшая философия — последний результат всей новой философии — ясно обнаружила роковое своё бессилие познать бытие, соединить с бытием познающего субъекта» [3, c. 12]. Если мы говорим о состоянии духовного поиска, о попытке дать ответ на вопрос, который заведомо лежит за рамками истинности или ложности, то в таком случае правильность ответа будет определяться внутренним субъективным чувством озарения и истинности.

Трепет — это чувство, которое рождается в результате экзистенциального освоения того или иного знания, в результате подлинного освоения и понимания полученной информации. Действительное прикосновение к экзистенции заставляет содрогнуться глубочайшие уровни человеческой души. А заведомый отказ от тотального, всеохватного, рационального, научного знания, может быть условием наиболее полного и истинного знания. Когда я сознательно отказываюсь от попыток рационально постичь мир и обращаюсь к познанию внерациональному, безумному, открытому миру во всей его противоречивости и абсурдности, только тогда я могу приблизиться к моей личной экзистенциальной истине.

Трепет — это полный отказ от достоверного знания и вручение себя вере и трансцендентному началу мира, Абсолюту, если угодно — Богу. Требуется великое мужество, для того чтобы в дерзновении веры броситься в пропасть, совершить «прыжок веры» по Кьеркегору, чтобы или получить всё, или же всё потерять. В этом акте веры, в этом волевом усилии человек всегда находится где-то на самом краю бездны. Здесь нет гарантий, здесь нет строгой логики рассудка. Здесь есть только рискованность и опасность веры, здесь есть её притягательность и её подвиг [3, c. 43]. Решиться на отказ от всего в пользу веры, совершить дерзновенный поступок — бесконечно трепетно. И именно в этой трепетности человек приобретает собственную вечную экзистенциальную истину.

Нельзя остановиться на рассудочном, конкретном и протокольном постижении истины. Человек и мир вокруг не устроены как машина, в которой мы способны обнаружить и проанализировать каждую деталь механизма. Нельзя отдаться строгой научной рациональности без остатка. «Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем: именно сердце помогает нам постичь начало начал, и тщетны все усилия разума, неспособного к такому постижению, опровергнуть доводы сердца» [7]. Субъективная истина, которая может быть обнаружена и воспринята только с позиции внерационального начала в человеке, зачастую важнее и намного более продуктивна, чем истина рациональная. Гностическое знание, которое приходит как бы из ниоткуда, обладает несомненной ценностью для человека, и такое знание будет наиболее верным и точным для конкретного человека. Чувство же трепета является важным и, может быть, единственным индикатором для подтверждения экзистенциальной истины.

Так, например, осознание «я есть «выбрасывает человека из обыденности существования, заставляет дрогнуть, является причиной экзистенциального трепета. Но это должно быть экзистенциально истинное осознание, по-настоящему моё, действительно овнутрённое, отчётливое знание. «Я есть» — значит, что я существую вне собственного желания существовать. «Я есть» зависит от меня только в той степени, в которой я волен выбирать свой собственный способ бытия или небытия. Но это не только физическое состояние обветшания плоти, это и метафорическое движение к Жизни или к Смерти. Сама данность «я есть» вменяется человеку как его личная, неотчуждаемая проблема. «Я есть» это обязательство, долженствование перед Жизнью.

Ушёл ли трепет?

Мы наблюдаем, что трепет незаметно уходит из нашей жизни. Требуется оговориться: нельзя утверждать, что жизнь человека полностью обескровлена и уже не содержит в себе ничего, что может тронуть душу, сердце и ум человека. Но факт повсеместного разволшебствования и десакрализации жизни европейского человека очевиден. И тогда чувство трепета становится необходимым атрибутом любого экзистенциального чувства. Без определённой трепетной глубины эмоциональный мир человека будет обычным и житейски понятным. Экзистенция требует трепетности, особого отношения к жизни и особого погружения в различные эмоциональные состояния.

Любовь может быть забавным приключением, а может быть трепетным состоянием. По З. Фрейду изначально именно Эрос лежал в основе душевной жизни человека. Именно это чувство дало нам бесчисленное множество гениальных произведений искусства, именно это чувство поддерживает жизнь на земле, может быть, именно это чувство лежит в основе мироздания. Но что мы можем наблюдать сегодня? Человек перестал влюбляться, ушла страсть, ушло состояние эйфории, полёта, безграничной радости и всепоглощающего желания. Когда мы задаём кому-то простой вопрос: «Вы любите этого человека?», нам отвечают с некоторой задержкой: «Не знаю, мне просто с ним удобно». Где же трепетное отношение? Должно же быть чувство застенчивого обожания, всепоглощающей любви, глубокого трепета? Мы всё реже наблюдаем такого рода чувства, человек перестал сгорать от любви.

И тогда интимная близость становится чем-то вроде «так положено». Мы слышим: «Вы знаете, вообще-то мне это всё не очень-то нужно, ну просто так должно быть и всё, так принято». Акт близости двух людей, который должен содержать в себе сокровенность, глубокую интимность, чувство единения, желание раствориться в другом и почувствовать себя на вершине земного блаженства вместе с любимым человеком, этот акт превращается в бессмысленную привычку. Механические движения, всевозможные сексуальные изыски, варианты и формы подвёрстываются под формулу «секс полезен для здоровья». Но как оказывается, без сокровенного чувства трепета перед этим интимным актом человек не только не улучшает здоровье, а наоборот, лишается его. Без чувства сокровенности и чуда, без истинного желания невозможно зачатие новой жизни.

Такой же сдвиг наметился и в отношении человека к смерти. Умирать в современной цивилизации уже давно не значит примириться или принять смерть. Человека после смерти гримируют, лишь бы он не походил на покойника. Но есть другое отношение к смерти. По Хайдеггеру животное околевает, а человек принимает смерть. Примирение со смертью — это акт экзистенциальный, который возможен только при определённой настроенности человека, особом к ней отношении. Экзистенциалист воспринимает смерть мужественно и стоически: какой смысл плакать и кричать, если смерть неизбежна и от человека требуется принять её? Или взять такой экзистенциал как страдание. Вся современная культура нацелена на то, чтобы избежать страдания любыми путями. Всевозможные обезболивающие, антидепрессанты и развлечения призваны в любой ситуации дать человеку возможность избежать или заглушить это чувство. Но есть истинная христианская вера, которая одна, по мнению А. Бердяева, принимает страдание и имеет до конца мужественное отношение к страданию. Стоицизм учит идти на встречу любым жизненным ситуациям, но быть готовым принять страдание.

Ощущение чуда исчезло, божья вера стала сомнительной. Конечно, после работ Ф. Ницше христианство не может, и не могло бы остаться прежним, и даже С. Кьеркегора преследовали за его критику церкви. Но здесь дело не в институте и не в системе, а в том, что мир вокруг человека растерял очаровывающую загадочность, то самое измерение, которое способно вызвать чувство трепета перед непознаваемым миром. Рациональное знание и попытка найти абсолютную истину привели к повсеместной сциентизации. К примеру, произошла десакрализация мозга. Раньше этот человеческий орган был загадкой природы. Учёные не знали, как подступиться к его изучению, что делать, как понять устройство мозга. Сегодня всё изучено, каждая ганглия имеет своё описание и функцию, мозг проанализирован и разъят на части, загадки нет. Почти… Тайна мозга по-прежнему не задаётся, но учёные не останавливаются, дерзновенную мысль современного учёного не остановить.

Уже никого не удивляют проекты постчеловека, техноида и т. д. Энтузиасты от науки уверены в том, что требуется пересобрать человека заново, сделать его более выносливым или бессмертным, а сознание перенести в нейросеть. Конечно, это пример проявления инстинкта мертволюбия, бессознательной тяги к уничтожению того человека, которого мы знали до сих пор. Но такому рвению к самоуничтожению следует противопоставить трепетное отношение не только к самой Жизни, как к явлению чуда (ведь с точки зрения науки появления разумной жизни на земле необъяснимо), но и трепетное отношение к Смерти, как к сокровенному акту перехода из одного состояния в другое, как к процессу завершения и даже своеобразного продолжения жизни.

Но мы осмелимся утверждать, что для того, чтобы испытать благоговение и трепетность, осталось достаточно оснований.

В своей повседневности, человек находится в состоянии открытости собственного существа, человек не завершён, ему не хватает чего-то для ощущения своей целостности, для бытийствования в своём целом. Эта жажда целостности и стремление к трансцендентному чувству развито у всех людей не одинаково, кому-то легко даётся вера, кто-то же совершенно не понимает, о чём идёт речь. Далеко не все люди ощущают собственную незавершённость. Современность предоставляет человеку вереницу различных заменителей подлинного существования или, точнее, средств для вытеснения чувства невосполненности из области актуального сознания, из области действительного бытия. Но жажда эта неутолима, и как бы мы не старались затуманить или устранить её, всегда остаётся частичка гнетущего, тянущего ощущения невосполненности бытия и себя в нём. Завершённость человека, чувство собственной целостности даётся лишь на мгновение, в пограничном переживании мира и глубокого, полного осознания себя в нём. Одно из таких пограничных состояний есть чувство ужаса или трепета.

Закрадывается вопрос: зачем трепету вообще выживать? Что он нам даёт? Всё это нужно для того, чтобы через мыслительный акт и эмоциональное освоение этих данностей пододвинуть себя к тому, чтобы быть действительным человеком, чтобы подобраться к тому, что мы называем личностью. Воспитание в себе глубоких чувств, постоянная работа с миром эмоций и переживаний, желание лучше и полнее понять близких людей приводит к глубинному и впечатляющему преображению человеческого существа. Но вот парадокс: если в государстве повышается уровень жизни (выраженный в материальном благосостоянии), то пропорционально вырастает количество самоубийств. Чем меньше проблем и забот, тем меньший смысл обнаруживается в жизни. И здесь трепетное чувство требуется для того, чтобы всколыхнуть в заблудившемся человеке те состояния и переживания, которые приближают каждого к тому, чтобы называться Человеком.

Европейская цивилизация всецело направлена на рациональное постижение мира, всепроникающий научно-технический прогресс, веру в разум и стремление к комфорту. Но мы всё более отчётливо можем видеть, что такой вектор не оправдывает себя, не придаёт жизни смысла, не позволяет ощутить полноту этой жизни. Чувство трепета обладает широким спектром переживаний, оно возвышает человека до невообразимых высот, и одновременно с этим содержит в себе невероятный безграничный страх. Но переживание опыта трансцендентного начала мира, ощущение божественного присутствия и возникновение благодатного чувства влияют на человека с непостижимой силой, преобразуют его психический мир и придают новый смыл его жизни.

Список использованной литературы

1. Батай Ж. «Проклятая часть»: Сакральная социология: Пер. С фр. / Сост. С. Н. Зенкин. — М.: Ладомир, 2006. — 742 с.: ил.
2. Бердяев Н. А. Из этюдов о Я. Беме. Этюд I. Учение об Ungrund// Путь. — 1930. — № 20. — С. 47−79.
3. Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. Опыт оправдания человека. — М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2015. — 522 с. — (Философские технологии: Русская философия).
4. Гёте И. В. Фауст / Пер. в прозе П. Вейнберга. СПб., 1904. — 468 с.
5. Гуревич П. С. Философия культуры.-М.: Наука, 1994.
6. Отто Р. Священное. Об иррациональном в идее божественного и его соотношении с рациональным / Пер. с нем. яз. А. М. Руткевич. — СПб.: АНО «Изд-во С.-Петерб. ун-та», 2008. — 272 с.
7. Паскаль Б. Мысли. [Электронный ресурс]. Систем. требования: Google Chrome. URL: royallib.com/book/paskal_blez/misli.html
8. Сартр Ж-П. Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии / Пер. с фр. В. И. Колядко. М.: АСТ: Астрель, 2012. — 925 с.
9. Хайдеггер М. Что такое метафизика? / Пер. с нем. В. В. Бибихина. — 2-е изд. — М.: Академический проект, 2013 — 277с. — (Философские технологии).